Неточные совпадения
Берег!
берег! Наконец мы
ступили на японскую землю. Мы вышли
на каменную пристань. Ну,
берег не очень занимательный: хоть и не выходить!
Но путешествие идет к концу: чувствую потребность от дальнего плавания полечиться —
берегом. Еще несколько времени, неделя-другая, — и я
ступлю на отечественный
берег. Dahin! dahin! Но с вами увижусь нескоро: мне лежит путь через Сибирь, путь широкий, безопасный, удобный, но долгий, долгий! И притом Сибирь гостеприимна, Сибирь замечательна: можно ли проехать ее
на курьерских, зажмуря глаза и уши? Предвижу, что мне придется писать вам не один раз и оттуда.
Однако нужно было хоть раз съездить
на берег,
ступить ногой
на корейскую землю.
Я уж говорил, что едва вы
ступите со шлюпки
на берег, вас окружат несколько кучеров с своими каретами.
Романтики, глядя
на крепости обоих
берегов, припоминали могилу Гамлета; более положительные люди рассуждали о несправедливости зундских пошлин, самые положительные — о необходимости запастись свежею провизией, а все вообще мечтали съехать
на сутки
на берег,
ступить ногой в Данию, обегать Копенгаген, взглянуть
на физиономию города,
на картину людей, быта, немного расправить ноги после качки, поесть свежих устриц.
Мне так хотелось перестать поскорее путешествовать, что я не съехал с нашими в качестве путешественника
на берег в Петровском зимовье и нетерпеливо ждал, когда они воротятся, чтоб перебежать Охотское море,
ступить наконец
на берег твердой ногой и быть дома.
Но мы только что
ступили на подошву горы: дом консула недалеко от
берега — прекрасные виды еще были вверху.
Мы пошли было с Ермолаем вдоль пруда, но, во-первых, у самого
берега утка, птица осторожная, не держится; во-вторых, если даже какой-нибудь отсталый и неопытный чирок и подвергался нашим выстрелам и лишался жизни, то достать его из сплошного майера наши собаки не были в состоянии: несмотря
на самое благородное самоотвержение, они не могли ни плавать, ни
ступать по дну, а только даром резали свои драгоценные носы об острые края тростников.
Дед, однако ж,
ступил смело и, скорее, чем бы иной успел достать рожок понюхать табаку, был уже
на другом
берегу.
Мало-помалу он вытянул из ила одну ногу, потом другую и, наконец, стиснув от боли зубы, сделал один шаг, потом
ступил еще десять шагов и выбрел
на берег.
Вот один и говорит: «Ты, Бряков,
ступай на ту сторону в камыши и загоняй уток, а я буду ждать
на этом
берегу в камышах.
Эта таинственность только раздражала любопытство, а может быть, и другое чувство Лизы.
На лице ее, до тех пор ясном, как летнее небо, появилось облачко беспокойства, задумчивости. Она часто устремляла
на Александра грустный взгляд, со вздохом отводила глаза и
потупляла в землю, а сама, кажется, думала: «Вы несчастливы! может быть, обмануты… О, как бы я умела сделать вас счастливым! как бы
берегла вас, как бы любила… я бы защитила вас от самой судьбы, я бы…» и прочее.
Как они принялись работать, как стали привскакивать
на своих местах! куда девалась усталость? откуда взялась сила? Весла так и затрепетали по воде. Лодка — что скользнет, то саженей трех как не бывало. Махнули раз десяток — корма уже описала дугу, лодка грациозно подъехала и наклонилась у самого
берега. Александр и Наденька издали улыбались и не сводили друг с друга глаз. Адуев
ступил одной ногой в воду вместо
берега. Наденька засмеялась.
Алексей Степаныч находился в необходимости соглашаться
на такую строгую докторскую опеку, потому что получал частые приказания от своего отца
беречь жену паче зеницы своего ока; притом друзья ее, Чичаговы и Мертваго, а всего более доктора, любившие ее искренне и даже с увлечением, так наблюдали за Софьей Николавной, что она не могла шагу
ступить, не могла ничего ни испить, ни съесть без их позволения.
— Куда ты, дурак? — крикнул Ергушов. — Сунься только, ни за что пропадешь, я тебе верно говорю. Коли убил, не уйдет. Дай натруску порошку подсыпать. У тебя есть? Назар! ты
ступай живо
на кордон, да не по
берегу ходи; убьют, верно говорю.
— Никак, сыч? — произнес Гришка, быстро окинув глазами Ваню; но мрак покрывал лицо Вани, и Гришка не мог различить черты его. — Вот что, — примолвил вдруг приемыш, — высади-ка меня
на берег: тут под кустами, недалече от омута, привязаны три верши. Ты
ступай дальше: погляди там за омутом, об утро туда кинули пяток. Я тебя здесь подожду.
Взглянув еще раз по направлению к костру, который заслонился кустами, как только
ступили они
на берег, он поспешно обратился к приемышу и, как бы желая ободрить его, весело воскликнул...
— Смотри же, ни полсловечка; смекай да послушивай, а лишнего не болтай… Узнаю, худо будет!.. Эге-ге! — промолвил он, делая несколько шагов к ближнему углу избы, из-за которого сверкнули вдруг первые лучи солнца. — Вот уж и солнышко! Что ж они, в самом деле, долго проклажаются?
Ступай, буди их. А я пойду покуда до
берега:
на лодки погляжу… Что ж ты стала? — спросил Глеб, видя, что жена не трогалась с места и переминалась с ноги
на ногу.
Мало того:
ступив на противоположный
берег, он выразил даже свое искреннее, задушевное сожаление к тяжкой доле молодого своего товарища.
Дорога наша подбежала к реке и прижалась к береговым утесам. Место было угрюмое и тесное, справа отвесный
берег закрыл нас от метели. Отдаленный гул слышался только
на далеких вершинах, а здесь было тихо и тепло. Зато тьма лежала так густо, что я едва различал впереди мою белую собаку. Лошади осторожно
ступали по щебню…
Шагаем с ним по водам, то есть шагает — он, я — еду. А другие («утопленники» — или кто? Его подвластные) громко и радостно, где-то под низом — во-оют! И,
ступив на другой
берег — тот, где дом Поленова и деревня Бёхово — он, с размаху ставя меня
на землю, с громовым — так и гром не грохочет! — смехом...
Ступил конь в воду, шагнул три раза и ушел в воду по шею, а дальше нога и дна не достает. Повернул Аггей назад
на берег, думает: «Олень от меня и так не уйдет, а
на такой быстрине, пожалуй, и коня утопишь». Слез с коня, привязал его к кусту, снял с себя дорогое платье и пошел в воду. Плыл, плыл, едва не унесло. Наконец попробовал ногой — дно. «Ну, — думает, — сейчас я его достану», — и пошел в кусты.
Вот светится маленькая полынья
на грязно-зеленой трясине. Что-то вроде колодца. Вода с
берегами вровень. Это «окно». Беда оступиться в это «окно» — там бездонная пропасть. Не в пример опасней «окон» «вадья» — тоже открытая круглая полынья, но не в один десяток сажен ширины. Ее
берега из топкого торфяного слоя, едва прикрывающего воду. Кто
ступит на эту обманчивую почву, нет тому спасенья. «Вадья» как раз засосет его в бездну.
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется.
На него смотрели и жались к
берегу, не решаясь еще
ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что-то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул
на генерала, не подумал поднять его.